Начало войны в Украине ускорило многие процессы внутри российского общества. Одной из основных тем для обсуждения в эмигрантской политизированной среде стала тема возможного распада России. Помимо того, даже Владимир Путин заговорил о возможном распаде России.
На фоне обсуждений появились инициативные группы и движения из разных субъектов страны, которые заявляют о стремлении к независимости своих регионов. В связи с этим появился «Форум свободных народов постРоссии», на который активисты регулярно собираются для обсуждения дальнейшего существования нескольких десятков государств после того, как Россия перестанет существовать.
Краснодарский край на этом форуме представляет движение «Малиновый клин». «Протокол» пообщался с участниками движения, Евгением Бурсанидисом и Дмитрием Доровских. Мы расспросили активистов, как они видят процесс отделения региона от России и будущее независимой Кубани. Публикуем первую часть этого интервью.
— Расскажите о себе. Кто вы, откуда, чем занимались и занимаетесь?
Евгений Бурсанидис: Меня зовут Евгений Бурсанидис. Я родился в городе Сочи. Происхождение у меня смешанное, но основные влияния — это греческое и украинское. По папе греческое, украинское по матери. До 30 лет фактически я жил в городе Сочи. Уже достаточно рано, когда стало понятно, к чему всё движется, а это стало ясно уже в конце нулевых, что в том направлении, в каком эта имперская машина движется, она Московию приведёт туда, куда она её сейчас привела и, к великому сожалению, куда все наши регионы Московия сейчас притянула (в преисподнюю фактически), я получил греческое гражданство и сразу же переехал на постоянное место жительства в Грецию, это было в 2011 году.
До того в Сочи я работал в торговле, работал в туризме, работал в журналистике одно время, кстати. Ушёл из журналистики в 2004 году, потому что она стала в Сочи полностью ангажированной. Это было примерно тогда, когда нам поставили Колодяжного (Виктор Колодяжный — бывший мэр Сочи, был президентом госкорпорации «Олимпстрой», — прим.ред.). Отвратительного достаточно персонажа, который много чего сделал нехорошего. Занимался пилежом всего, что можно только представить себе, в «Олимпстрое». Я бы скорее эту организацию назвал «Олимпраспилом».
Потом я занимался рок-музыкой, но это не имеет прямого отношения к нашему обсуждению. В Греции работал в туризме и, попутно, с 2015 года, занимался вопросами восстановления независимости нашего края, который был оккупирован Московией в 1918 году.
Аккурат 28 января 1918 года была оглашена, сначала в составе российского федеративного образования, Кубанская народная республика. Но, посмотрев на то, что там происходит, и учитывая настроения, царившие на тот момент в крае — как среди казаков, так и среди черкесов, и других народов Кубани, посмотрев на то, что происходило в остальных частях бывшей Российской империи, 16-17 февраля была провозглашена полная независимость Кубани от какой бы то ни было России в любой её мутации. События, которые развернулись с того времени, я думаю, показали, что было, действительно, очень большим шагом, когда наши предшественники смогли всё-таки эту независимость отбить. И великой трагедией было то, что в 1920 году Кубань была реоккупирована Московией, московитами и всё это повлекло целый ряд того, что происходило с голодоморами и так далее и тому подобное.
Я занимаюсь этим с 2015 года. До того, я хотел бы упомянуть, что одним из людей, которые стояли у истоков вообще вот этой базы развития кубанского самостийства, был Михаил Калямин (Михаил Калямин — сочинский архитектор, осужденный за экстремизм. Умер 12 августа 2021 года, — прим.ред.). Человек, который происходил, на самом деле, из Питера. Он помогал, когда мы уже «Малиновый клин» организовали.
С 2019 года мы функционируем как «Малиновый клин». То, чего мы смогли достигнуть за это время: мы смогли поднять, ещё до начала полномасштабного вторжения России в Украину, вопрос на международной арене о восстановлении кубанской самостийности, кубанской незалежности и мы усилили во много раз нашу активность. Мы представляем Кубань на «Форуме свободных народов России». В Праге было первое [подобное событие] за сто с лишним лет, после миссии Кулабухова в ходе Севркой конференции, завершившей Первую мировую войну.
А недавно буквально я, как представитель движения «Малиновый клин», ездил от нашего движения в Брюссель, выступал в Европарламенте с вопросами возрождения кубанской независимости, устанавливал определённые связи с депутатами Европарламента, с теми, кому не кажется странной или неправильной вот эта идея, что распад России действительно являет для мира меньшую опасность, чем существование России как империи. На самом деле агрессия России против Украины, она доказывает как раз, что Россия опасна для всего мира в форме империи и для западной Европы, и для всего цивилизованного мира, для всего демократического мира. Безусловно, выгодным будет распад этой империи и, в первую очередь, для народов, которые её населяют. Вернее, являются её покорёнными народами, колонизированными народами. В том числе и для народа Кубани.
Дмитрий Доровских: Я уроженец Кубани, родился в городе Краснодаре. У меня тоже в какой-то мере смешанное происхождение, но преимущественно — украинско-казацкое происхождение. Значительную часть своей жизни я жил, учился, работал в Москве. Сам по образованию юрист, но я также ещё занимался бизнесом в IT-шной сфере, web-разработке. За что я им благодарен, так это за то, что научили меня, на свою голову.
Вообще, в этой политической теме я уже достаточно давно. Приблизительно все мы начинали с одного, как обычные российские либералы. С таких категорий: с позиций борьбы с коррупцией, демократической России и так далее. У всех по-разному бывает: кто-то останавливается в своих убеждениях, у кого-то они дальше идут, развиваются.
Потом был 2014 год, когда началось вот это всё безобразие с Крымом, Донбассом. Это, можно сказать, в определённой мере поворотный пункт. Именно тогда мы обратили внимание на себя — на свой регион, на свои приоритеты. Россия делит границы других стран, а мы чего? Может быть с нами то же самое сделали когда-то? Как оказалось, да. Можно примерно с того времени отсчитывать радикализацию деятельности и направление отхода от общероссийской повестки, концентрацию на проблеме регионализма. Можно сказать, возрождение российского регионализма — это 2014 год.
Предыдущий виток возрождения был в 90-е годы, после долгого-долгого периода советской власти. Уже к началу нулевых началась путинская стабильность: кого-то подавили силой, кого-то подкупили (как, в том числе, у нас на Кубани казацкую старшину, всю эту верхушку — их купили с потрохами). 2014 год создал прецедент в международном праве, в отношениях государства и его частей, это поставило перед нами многие вопросы. Ну и дальше уже было всё понятно.
На данный момент я живу в Финляндии. Как нетрудно догадаться, такая деятельность может довести либо до тюрьмы, либо до изгнания. Чем сидеть в камере или, ещё хуже, лежать в земле, лучше принимать другие решения — я политический беженец. Живу в Финляндии уже достаточно долгое время — четыре года. Мы сейчас из изгнания продолжаем развивать наш проект, наше движение. Мобилизуем другую часть кубанской диаспоры по всему миру, где находятся сочувствующие этим идеям. Естественно, ведём работу с местным населением, с местными сторонниками. Тут такой нюанс, что когда околофашистский режим, ты либо можешь вещать публично из изгнания, либо ты можешь делать что-то инкогнито у себя в стране. Поэтому у нас сейчас такой формат деятельности.
— Вы сказали, что вы — политический беженец. Это официальный статус, вас преследовали в регионе и вы вынуждены были уехать? Вы можете рассказать об этом?
Дмитрий Доровских: Да, могу рассказать. На самом деле, насколько мне известно, у меня дела не только в регионе есть. В регионе, в частности, краснодарский суд заблокировал одну из наших страниц. Из тех данных, которые я получал, у нас дела в Ставропольском крае, вроде как в Москве тоже ведётся. Мою мать, которая живёт в Москве, посещала полиция с угрозами в стиле: «Не важно, где он находится. В случае чего, кому надо, найти везде могут». Мне повезло, потому что когда я подался несколько лет назад на убежище, когда пришли угрозы и начали писать, что лучше не вертайтесь, я был тогда за границей. Я тогда ездил как раз в Финляндию, в Норвегию. В итоге у меня виза была финская и пришлось подаваться на убежище в Финляндии после угроз разных.
Евгений Бурсанидис: Ещё хочу добавить такой момент. К моей матери тоже ещё в 2016 году приходили. С тех пор вроде бы не приходили, потому что в Сочи у меня сейчас прописки нет. Плюс тоже висел ещё год тому назад висел в кандидатах в список экстремистов.
По поводу того, что Дмитро говорил. Про то, что мы вышли из русских либералов так называемых. Я эту ступень, конечно, прошёл. Но проскочил, как трамплин, причём ещё в 2009 году. Тогда меня угораздило [побыть] одним из волонтёров во время избирательной кампании Бориса Немцова в мэры Сочи. Во-первых, работая с Немцовым и будучи от человека такого масштаба, со всеми оговорками, что он не дошёл до осознания того, что осознали мы, но всё равно это был гигант, при любом раскладе. Это был настоящий борец за свободу. Для меня, например, Навальный и компания, они уже просто не воспринимались. Когда стоишь рядом с гигантами, то лилипутов не замечаешь. Антикоррупционные расследования Навального, они, действительно, какую-то работу делали, но тем не менее, масса фраз и масса действий абсолютно ошибочных, которые привели к тому, что весь этот общероссийский протест просто был слит, то ли благодаря вопиющей инфантильности, то ли благодаря открытому стремлению его слить. Я допускаю это по той причине, что некоторые ошибки, которые они делали, можно делать только специально.
Путь до участия в самостийном движении, он был долгий. Уже тогда я понял, что это общество не исцелить — наш край должен стать независимой страной, у нас должна быть восстановлена своя государственность. И просто вышка с заборами и ров с крокодилами от Московии, от любого проявления Московии, если такое после всего этого сохранится как-то. Полное отрезание, как это сделали страны Балтии в 1991 году. По образу и подобию.
Дмитрий Доровских: Я активную политическую жизнь вёл прежде всего, конечно, в Москве. Это интересный опыт. До рубежа, 2012 года, когда Путин официально снова стал президентом после того, как ему место погрел Медведев. В декабре 2011 года, действительно, были огромные протесты. В 2012 году я помню, как народ реально качал автозак. То есть, не садились в него, а качали его хотя бы. Старались всегда как-то сдерживаться, в рамках приличий и законности себя вести.
Помню, какие массовые были протесты в 2014 году, когда уже случилось вторжение, оккупация Крыма и Донбасса. Тогда в Москве очень много народа выходило. Но, выходили как? Выпустили пар, всё. А караван идёт дальше. Эта так называемая оппозиция, если бы они уже тогда, году в 2012-13 повели бы людей на Кремль, организовали какой-то майдан — сидеть на Красной площади, то может быть могло что-то получиться и я знаю, что пошли бы тогда. Реально была готовность.
Но… Давайте поводим хороводики, давайте не будем бузить слишком сильно, давайте не будем это самое… мирный протест. В итоге вот эта оппозиция, так называемая общероссийская либеральная оппозиция, она просто показала то, что она ни на что не горазда. И то, что уже было дальше, по накатаной, когда кого-то сажали, когда Навального уже самого посадили. Чем в итоге это всё закончилось? А закончилось это в итоге просто выпуском пара и очередными завинчиваниями гаек. Они просто показали свою импотенцию, невозможность и безрезультатность своей деятельности.
Очевидно, что в таком случае свято место пусто не бывает: если вы не можете что-либо сделать протестом, значит протест будет идти по-другому. Другими способами. Вот, почему часть бывших либералов обратила внимание в сторону регионализма. В моём случае сыграло и то, что я жил и никогда не терял связи с родиной, потому что часть [времени] какую-то я проводил в Москве, часть — уезжал в Краснодар. Всегда была возможность сравнить отношения, в том числе. Обычные бытовые отношения друг к другу. То есть, у меня в детстве, в юности немножко, подсознательное было ощущение, что это я еду к себе на Кубань, а то я еду в Россию. Определённый ментальный барьер, несмотря на многолетние попытки всех друг с другом перемешать, он сохранялся и сохраняется.
Евгений Бурсанидис: Никогда мы не были частью Московии, никогда мы не были Московитами. И за 100 лет оккупации, мы так ими и не стали. Вот и всё.
Дмитрий Доровских: Да. Когда приезжаешь в Москву или в среднюю полосу, тебя сразу начинают как чужого, немножко как иностранца, воспринимать. Потому что и говор другой, и всё остальное. Начинаешь анализировать такие вещи, анализируешь экономику и понимаешь, насколько с твоего края всё это вытягивается ради того, чтобы там в Москве у всех этих олигархов, чинуш такая была роскошь. В итоге приходишь к такому мнению.