Позавчерашний праздник остался в ленте твиттера и эфирах эмигрантско-антивоенной оппозиции на ютубе исключительно дискуссией о том, что количество собранных денег на новом стриме в поддержку политических заключённых стало меньше, чем на предыдущем. Более того, поучаствовало в самом сборе только 7 тысяч человек.
Однако если оттолкнуться от нынешнего контекста, хочется проговорить несколько тем, над которыми придется думать если и не на какое-то следующее 12 июня, то в вопросах о постпутинском государственном строительстве. Дискуссия о Дне России практически не ведётся, хотя тут есть что сказать.
О том, что «День России» особо никогда не приживался и фразой «вот это действительно наш фундаментальный день, на котором строится наше Отечество» его никогда не охарактеризовывали — не говорил только ленивый, да и в целом, при общем нарративе о «крупнейшей геополитической катастрофе» и «какую страну развалили», очевидно, такому отношению неоткуда взяться.
Это даже нельзя назвать Днём Независимости, сразу же наткнёшься на фразу, что «А независимости от кого? От себя?».
Но на деле, если посмотреть на путь, который наша страна успела проделать за последние 34 года и к чему пришла текущая диктатура развития (лучше всего это характеризует огромное количество стенаний эмиграции по многим сервисам, которые в России казались чем-то обыденным), то оказывается, что Россия — главный бенефициар выхода из Советского Союза.
Отсутствие размышлений Москвы о том, какую идентичность надо строить в тех или иных Союзных Республиках дало лишь возможность подумать о себе, и пусть даже и при «метастазах совка», которые то и дело проявляются в новой «помощи братской Анголе», прогресс всё равно виден налицо.
В этом есть досадная ирония: слова Путина о «крупнейшей геополитической катастрофе» были сказаны именно в «тучные нулевые», в момент, когда Россия буквально пожинала плоды своего главного выигрыша — выхода из СССР.
“Россия это главный бенефициар выхода из Советского Союза
Если Путин бы вышел посмотреть, как можно жить в той же довоенной (да и, в какой-то степени, и военной) Москве, то тезисы «мы построим коммунизм к 2000 году» будут казаться уже не такими абсурдными или смешными.
Ты достаешь телефон, и через несколько кликов к тебе приезжает такси, а еще через несколько кликов ты можешь связаться по видеосвязи с человеком, который находится на другом конце земного шара и там не нужно просить очередного помощника из ФСБ находить его профиль.
Поиск себя
12 июня 1990 года распад СССР был еще не очевиден. Победи в августе ГКЧП — новый союзный договор (без стран Балтии, и, возможно, Грузии) сделал из СССР истинную конфедерацию, однако даже при ней в России 12 июня всё ещё оставалось бы знаковой датой.
То есть праздник «Дня России» это практически, как пел классик «как я тебя за**ался ждать, и нашел», только в маштабах своей будто бы республиканской идентичности.
И будь РФ хоть в Советском Союзе, или будь в НАТО (да-да, напоминаю, что в 90-е вопрос о вступлении России в североантлантический альянс вполне звучал, и (о боже!) даже Путин говорил о том, что он не возражает против вступления России в НАТО) или где-то ещё, 12 июня 1990 года дал возможность найти опору и точку отсчёта для осознавания себя.
Анти-империализм
Несмотря на то, что традиция (уже второй год на 12 июня делают большой эфир со сбором денег политзаключённым) выводить политзеков как «главных людей страны» стала как будто бы полноценным отсылом к опыту малочисленного советского диссидентства — она в действительности анти-имперски так и говорит: «главное это люди и жизни, а не государственность или же территории».
Происходящие в 1991 году процессы — это не только независимости национальных республик от Москвы, но и независимость Москвы от головной боли и ответственности за происходящее там.
Безусловно, что в мышлении «геополитических стратегов» было выгоднее и сохранение Советского Союза, и продолжение существования и НАТО и Организации Варшавского Договора.
Но если мы снова посмотрим ретроспективно — кто больше всех выиграл от распада СССР, как не Россия?
В дискуссии о «хороших русских» и позитивном нарративе для антивоенной оппозиции, то и дело проскальзывает мысль, что одно из решений проблемы поиска такого нарратива — это нахождение некой «Альтернативной России», которая может стать образом будущего.
Здесь сразу вспоминается стихотворение Людмилы Улицкой:
Мы ботаники и чайники,
вы гебешники и начальники…
И за нами страна огромная,
а за вами — воронки да вороны.
Если и искать какую-то «Альтернативную Россию», или хотя бы плацдарм для ее нахождения — это должно быть нечто о субъектности страны самой по себе, которая направлена внутрь себя, продолжая тот самый процесс, который дал возможность её и оказаться главным бенефициаром, как по-имперски кажется, «величайшей геополитической катастрофы 20 века».
Новая скрепа
Но куда это может завести ту же оппозицию? В разговоре о субъектности государства, стремлении жить и развиваться, одной из самых скрепляющих и мобилизующих (необязательно на экспансию, вполне это можно применить и к внутренним делам) идеологий является национализм, но именно он постоянно казался власти самым деструктивным элементом (вспомните борьбу нулевых и десятых именно с националистами, пока не случился Донбасс).
С властью можно согласиться, несмотря на упреки правых о «многонационалочке», вероятно именно такая концепция позволяет этническому вопросу не становиться полноценно раскалывающим общество.
На помощь могут прийти «универсальные либеральные ценности» о правах человека, демократии, верховенстве закона, разделении властей (и так далее), впрочем, несмотря на ряд кризисов в Европе с обвинениями от ряда и ультраправых и ультралевых в адрес этого либерального нарратива — в нашей стране они пока не придут по другой причине: прихоти одного человека и людей, чье положение зависит от его удержания у власти.
Выходит, в данный момент безвременья как бы странным является вопрос «а получится ли в России снова сделать либеральную демократию?», ведь переосмысливая свое отношение и к 1993 и к 1996 году, мейнстрим российской оппозиции уже приходит к выводу, что никакой либеральной демократии и не было, а значит фраза «примут ли россияне снова либеральные ценности?» — как минимум должна исключать слово «снова».
Получится ли именно на них установить базовую платформу национальной скрепы, при этом не растеряв предыдущие, намного более важные обществу вне зависимости от идеологий (в первую очередь приходит на ум 9 мая, хотя кто знает, может за это время произойдёт какая-то новая дата) — вопрос хороший, но всё ещё не имеющий ответа, потому что никто не может предсказать какой именно будет сценарий у трансформации режима. А значит — ничего ни для кого не потеряно, и никто не проиграл.