Команда «Протокола» работает над написанием истории эколого-коммунитарного объединения «Атши». Это уникальное сообщество радикальных экологов, действовавшее во второй половине 90-х и начале 00-х, из которого выросла общественная организация «Экологическая Вахта по Северному Кавказу». Чтобы основательно изучить историю этого явления не достаточно работы с архивными документами — многие участники и современники объединения, которых хотя бы по касательной затронула эта история, могут дополнить анализ письменных и визуальных источников. Заместитель редактора «Протокола» Матвей Курдюков поговорил с историком и философом Петром Рябовым в рамках работы над историей «Атши».
— Вы участвовали минимум в двух акциях вместе с «Атши» в рамках кампании против КТК. Акция с похоронами Чёрного моря и акция с блокадой новороссийской администрации. Правильно?
Ну, не совсем правильно. Я бы сказал, я участвовал во всей кампании лета 97-го года, а там было много акций. Эти наиболее яркие, но были и другие. Просто, скажем так, моё личное, тесное сотрудничество с «Атши», действительно, связано с летом 97-го года, когда я приехал в эти города — в Краснодар, Новороссийск, Анапу и участвовал вместе с другими, но надо сказать, хотя «Атши» были главными организаторами и едром протеста, но там участвовали и другие, например, «Федерация анархистов Кубани» из Краснодара и так далее.
Ну, в том числе, приехали и сочувствующие анархисты-экологи из Москвы в том числе и я. Так что да, я на протяжении нескольких недель, наверное, сейчас я уже точно не припомню, участвовал в этой кампании непрерывно, да.
— Что такое КТК, и почему развернулась компания против его строительства?
КТК — Каспийский трубопроводный консорциум, это организация, которая как раз создавалась и была, к сожалению, создана для того, чтобы перекачивать нефть из Казахстана через Чёрное море. С самого начала стало понятно, что это большая экологическая угроза, нагрузка, потому что во-первых, насколько я сейчас припоминаю, этот трубопровод проходил под крупными реками России, что неприятно. Особенно неприятно то, что он выходил на побережье Чёрного моря и так порядком отравленное. И, собственно, проект, против которого непосредственно шла кампания летом 97-го года — это строительство трубопровода и его базы в Южной Озереевке. Там, где был заказник и планировался заповедник. Ещё не уничтоженный участок дикой природы под Новороссийском. И тут масса опасностей. С одной стороны КТК приносил колоссальные доходы тем, кто за ним стоял. С другой стороны остатки экологии Чёрного моря, дикой природы побережья, реки, под которыми проходит этот консорциум, опасности разлива — всё это, конечно же, вызывало желание противостоять КТК.
— Мы уже упомянули акцию с «похоронами Чёрного моря», расскажите, как она проходила.
Надо сказать, что вообще, это была большая кампания, которая проходила в разных городах и привлекала десятки людей. Было какое-то ядро постоянных участников, были люди из местных городов, подъезжавшие. Насколько я припоминаю, началась кампания в Краснодаре, потом переместилась в Новороссийск, потом в Анапу и снова в Новороссийск. Ну, собственно, на всём протяжении этой кампании, я участвовал в разных акциях. Первая такая большая шумная акция, которая сразу прогремела, имела большой резонанс, началась, собственно, в Краснодаре, где была устроена театрализованная акция «Похороны Чёрного моря». На площадь в центре Краснодара вышло, по-моему, человек 40, в основном молодых, юношей и девушек. Поскольку основной состав участников акции был очень юный, там в районе 20 лет и меньше даже, хотя были люди и старше. И мы несли гроб и несколько человек, в том числе я, были в саванах, а на гробе было написано «Чёрное море». Несли бутылку, изображавшую нефть, был человек, одетый в буржуя. В котелке, в классическом таком наряде буржуя, как его рисовали на протяжении последних ста лет. Он раздавал доллары, конечно, искусственные, нарисованные, не настоящие прохожим.
И вот мы с этим гробом, под траурный марш, с портретом покойника, то есть Чёрного моря, обошли площадь. На одном из больших зданий в самом центре города повис огромный транспарант. Не помню сейчас точно, по-моему «Капитализм терроризирует Кубань» — так расшифровывалось КТК, если не ошибаюсь. Интересно, что этот двадцатиметровый транспарант провисел потому ещё целые сутки в центре Краснодара. Нас никто не разогнал, поэтому мы пошли демонстрацией по центру города, дошли до офиса КТК, ворвались в него, возложили гроб непосредственно к этому помещению. Интересно, что при этом произошёл один не очень хороший инцидент. Когда мы врывались в здание, где находился КТК, один наш товарищ из Самары, анархист-эколог, неудачно не вписался в узкие стеклянные двери и, что называется, прошёл их насквозь и страшно порезался. Потом эту стеклянную дверь упоминали во всех местных средствах печати, газетах, телевидении. Как пример ужасного вандализма и зверств экологов. Он был страшно изранен, но интересно, что когда он обратился в ближайшую больницу за помощью, ему сказали, что бесплатно его не вылечат, а когда он их спросил: «Вы клятву Гиппократа давали?», ему сказали: «Ишь, чего вспомнил». В общем, чудом его удалось подлечить. Но, в общем, был такой инцидент. В чём-то комический, в чём-то трагический. После того, как гроб был возложен непосредственно к офису КТК, мы продолжили шествие, проходили митинги, но в какой-то момент напала полиция, тогда ещё она называлась милицией. И, насколько я помню, 26 участников акции были схвачены и доставлены в отделение, в душные камеры, где с нами довольно жёстко обращались, допрашивали. Причём было видно, что милиция, как обычно, настроена очень националистически, ксенофобски — отрицательно относилась к нам, приехавшим из Москвы людям и вообще людям, неподходящих мест жительства и национальности. На этом акция завершилась, но кампания продолжалась.
— Акции проходили также и в Новороссийске, там вы блокировали администрацию города, верно?
Я должен заметить, что после такого яркого начала в Краснодаре, переместились акции в Новороссийск. Проходили пикеты, сборы подписей. Потом был марш в Анапу, там тоже проходили акции. И завершение большой кампании было довольно красивым и эффектным. Один раз в процессе акции в Новороссийске нас даже пригласили войти в здание мэрии и перед нами выступил заммэра, который долго говорил, что не избежать строительства КТК. Мне очень запомнилась его фраза, поскольку я философ, эта фраза меня поразила своим философским фатализмом: «Прогресс не остановить!». Он это повторял несколько раз торжествующе. Мне сразу захотелось остановить прогресс, потому что я услышал в этих словах какой-то гипостом греческой Судьбы. Под прогрессом он, конечно, понимал строительство КТК.
И последняя акция, завершающая всю эту цепь пикетов, сборов подписей, маршей, прошла в Новороссийске. Уже порядком уставшие участники кампании (надо сказать, что мы жили в стеснённых условиях, питались не очень хорошо, обгорали на солнце) в количестве нескольких десятков человек устроили лежачую блокада входа в новороссийскую мэрию. Сцепились, такая сцепка, лежащие тела. И некоторое время чиновники не знали, что делать. Мы видели, как чиновники мэрии лезут в окна на первый этаж. Это было такое упоительное зрелище.
Приехал очень толстый мэр, если не ошибаюсь, по фамилии Прохоренко, которого все называли большим коррупционером и одним из тех, кто в доле по поводу КТК. И, в конце концов, конечно, милиция начала нас растаскивать, хватать, тоже потащила в участки. Но, надо сказать, что времена тогда были, по сравнению с нынешними, вегетарианские. И, конечно, задерживали, но потом отпускали. Сейчас бы, я думаю, за любую подобную акцию уже дали бы двушечку, или трёшечку, или что-нибудь в этом роде, а тогда хватали, но отпускали в тот же день. Насколько я понимаю, именно эта акция в Новороссийске завершила довольно долгую и яркую кампанию. Собственно говоря, это был мой единственный опыт тесного сотрудничества с «Атши». Хотя, повторяю, в рамках этой кампании действовали не только «атшийцы». Были и краснодарские анархисты из ФАК, были приехавшие из Самары, Москвы «Хранители радуги», анархисты и так далее, сочувствующие.
— Чем активисты «Атши» отличались от остальных экоактивистов?
Если можно, я чуть-чуть расширю ваш вопрос, расскажу просто о своих впечатлениях об «Атши», как они у меня сложились. Тесно и близко, и плотно, что называется в боевых условиях, с «Атши» я общался только летом 97-го года. Меня очень заинтересовала эта инициатива, эти люди. Но, я слышал о них раньше и много позже, общался с отдельными людьми, которые приезжали, допустим, в Москву. Читал какие-то материалы, связанные с «Атши», переживал за них, когда их поносили в печати. Например, в «Общей газете». В журнале «Наперекор», который мы издавали (теоретический анархистский журнал), мы печатали статьи об «Атши». Я свою статью про кампанию против КТК, а один из активистов «Атши» — Ди, или Дмитрий Болотников, про «Атши» большую теоретическую статью, аналитическую.
Когда случилась знаменитая трагедия с Аней Кошиковой, которой оторвало кисть руки, это все активно обсуждали, я тоже участвовал в этих обсуждениях.
В общем, «Атши» всегда мне было очень интересно. Чем же? У меня очень неоднозначное отношение к «Атши» и к их опыту. Скорее я отношусь к ним с большой симпатией и сочувствием, а с другой стороны многое у них у меня вызывало и вызывает большие вопросы. Вообще, меня всегда интересовала коммунарская деятельность, в том числе в России, и не только. Известно, что в России существовали и существуют коммуны. Самые разные. Например, анастасиевцев каких-нибудь, или Китиш — знаменитая педагогическая коммуна под Калугой и множество других. В том числе есть и сейчас, например, анархистские коммуны. Знаменитое Сквошино на Псковщине или небольшая анархо-коммуна в Адыгее. Но у коммун обычно есть одна большая проблема, о которой писал тот же Кропоткин и многие другие, это эскопизм — уход из общества, самоизоляция и внутренние конфликты, которые ведут их к деградации и гибели. Такая форма бегства от проблем, замыкание в какую-то секту с формальным или неформальным лидером.
В случае с «Атши» всё было интереснее. Что меня очень поразило и очень заинтересовало у «Атши»? Это коммуна, которая не замыкается, не уходит от мира, а активно действует в миру. Если сравнивать с монахами, есть монахи-отшельники, которые уходят в леса, а есть те, которые как францисканцы (первые, образца времён святого Франциска), действуют и помогают ближним. Вот «Атши» — это именно такой боевой отряд, который не уходит от мира, а активнейшим образом мобилизует вокруг себя людей и устраивает акции, действует в мире. Это очень здорово. И, как по крайней мере я заметил, «Атши» на протяжении многих лет был некоторым центром активности, притяжения экологической и не только, социальной, анархистской на юге России — в Адыгее, в Краснодарском крае, в Сочи, в Новороссийске. Были десятки людей как-то затронутых «Атши» и связанных с ними. То есть, вот эта вот способность не уходить от мира и не замыкаться, а действовать вовне, действовать положительно — это очень симпатично. Кроме того, «Атши» всегда уделяло огромное внимание духовной работе со своими участниками. То есть, это не просто какая-то шайка бандитов для грабежа банка или офисные сотрудники, пришедшие на работу и расходящиеся. «Атшийцы» занимались совместными медитациями, каким-то глубоким внутренним общением, даже достаточно эзотерическим. И уделяли этому не меньше, а больше внимания, чем внешнему активизму. Это тоже очень здорово и интересно. Хотя, конечно, может создавать какой-то налёт сектантства, но мне кажется, это вообще крайне важно. Чтобы мы не превратились (мы — общественные активисты, например, анархисты. Я вот уже участвую в анархистском движении 35 лет) в просто каких-то таких дельцов и бизнесменов, быстро выгорающих. Вот это внимание к внутренней солидарности, к духовной работе, к какому-то глубокому внутреннему контакту — это тоже очень симпатичная черта «атшийцев».
Что мне у «атшийцев», с другой стороны, не нравится или вызывает вопросы? Во-первых, идейная эклектика. Насколько я мог узнать из общения с «атшийцами» и тогда в 97-м году, и позднее, в число их идей и взглядов входят очень разные компоненты. Некоторые из которых мне симпатичны, некоторые непонятны, некоторые вызывают откровенное неприятие. Урсула Ле Гуин, которую я очень люблю, действительно либертарная писательница. Которая, собственно, дала название самому этому проекту. Я очень люблю её творчество. Какие-то элементы анархизма, которые я вполне разделяю, естественно. Кастанеда, которого я слабо знаю, но вызывает большие вопросы. И, например, идеализация и культ Че Гевары, на мой взгляд, крайне одиозной фигуры, чрезвычайно авторитарной, относящейся к людям манипулятивно, способствовавшей становлению кубанского тоталитаризма и так далее. Вот такая вот мешанина из мистики Кастанеды, анархистских идей Урсулы Ле Гуин и других авторов и поклонение вот такому тоталитарному фюреру, как Че (очень, конечно, распиаренному, но от этому не менее отвратительному). С другой стороны, мне всегда казалось неприятным перекос деятельности «Атши», такой некоторый гипертрофированный, в сторону чисто экологической деятельности по принципу «за природу всё готовы сделать». Потому что для меня, конечно, борьба за природу, борьба за экологию, не любыми средствами и не в отрыве от всего остального. Потому что, например, то, что я наблюдал, «атшийцы» готовы, например, в 97-м году были, например, писать какие-то низкопоклоннические письма губернатору Краснодарского края Кондратенко. Очень одиозной фигуре. Говоря ему, что «вы известный коммунист, вы противник капитализма». Мне казалось это лизоблюдством, таким реформизмом и интриганством. И подобные методы, даже в борьбе за природу, то есть не все средства хороши, а только те, которые на мой взгляд либертарны, которые связаны с самоорганизацией населения, а не с заигрыванием с властью и с её какими-то одиозными чиновниками. То есть такой вот экологический уклон с некоторым даже, я бы сказал, в глубинную экологию, эко-фундаментализм, обожествление природы. Повторяю, я «за» экологию. Я хорошо отношусь к защите природы, но я не считаю, что эта позиция должна вырываться из всех. Например, именно в кампании 97-го года участвовал самый юный участник, 13-ти лет. По-моему, его прозвище было Ас, если я не ошибаюсь. Могу ошибаться. Он мне тогда казался каким-то пионером-героем. Такой очень серьёзный маленький мальчик, активист. Потом прошли годы и он стал каким-то фанатичным зоозащитником-экологом, с очень одиозными взглядами типа «мясоед — это фашист» и так далее. Вот это сектантство мне глубоко отвратительно. Мне казалось, что «Атши» не свободно от подобного. То есть, такой вот очень сильный гиперэкологический уклон с ущербом для всего остального. Для меня анархизм — это сочетание разных практик и теорий, включающих и антифашистскую, и антибуржуазную деятельность, и антибольшевистскую, антитоталитарную. Как я уже сказал, в деятельности «Атши» были элементы и реформизма, и интриганства, и такого гипертрофированнгого экологизма в ущерб всему остальному.
Тем не менее, это не перечёркивает то, что я сказал раньше. Кроме того, «Атши» — это такой проект, который просуществовал многие годы, не развалился. Хотя, конечно, рано или поздно он угас, но обычно коммуны распадаются намного быстрее, а это был долгоиграющий проект, который сделал много полезного и для борьбы за природу на юге России, для мобилизации общественного движения и мне было очень интересно пообщаться с этими людьми. Они производили впечатление своим выдающимся аскетизмом. Они ничего не ели, говорили, что питаются какой-то загадочной кашей «партизан». Чуть ли не непосредственно солнечными лучами. Конечно, такая идейность, серьёзность, она очень впечатляла, я бы сказал, доходящая до героизма. Поэтому, конечно, это один из эпизодов моей довольно долгой и разнообразной биографии анархистского активиста, но всегда «Атши» мне было интересно. И как интересная коммуна, и как важный участник экологического движения, и как некоторый опыт самоорганизации людей со всеми своими ошибками, недостатками и достижениями. Но вот, наверное, если кратко, моё резюме, какие-то впечатления, которые я вынес из наблюдений за «Атши», из личного с ними общения и сотрудничества.
— «Атши» было частью Социально-экологического Союза, что это была за организация?
Честно говоря, про СоЭС я могу сказать не очень много. Поскольку я участвовал в экологическом движении, но не могу сказать, что я именно специальным образом эколог. Я с 87-го года анархист и в 90-е годы одна из основных форм анархистской активности была — экологические лагеря протеста, кампании, движения. Про СоЭС я могу сказать самую элементарную информацию, что это, как я понимаю, не столько организация, сколько некоторая «крыша» для разных местных экологических инициатив. У них в Москве было что-то вроде информационного центра, который пытался как-то координировать это движение. То есть, СоЭС — это не партия, не что-то такое, очень гомогенное и централизованное. Но это, мне кажется, все знают, а что мне кажется, более важным сказать, о чём я знаю чуть больше, что «Атши», как эколого-коммунитарное движение, как коммуна, также считалась коллективным членом «Хранителей радуги». «Хранителей радуги» я знаю намного лучше, чем СоЭС. Это довольно мощное по российским меркам движение эко-анархистское, которое в 90-е годы и в двухтысячные, отчасти, годы, устраивало довольно большие мобилизации, экологические лагеря протеста, издавало некоторые издания — «Третий путь» журнал в Нижнем Новгороде и, собственно, газету «Хранители радуги» и другие. И «Атши», как я понимаю, входило в «Хранителей радуги». Ну, в общем, оно входило много во что. Вот то, что я могу сказать.
— Что такое «Хранители радуги»?
«Хранители радуги» — это экоанархистское движение, возникшее, если я не ошибаюсь, в 90-м — 91-м году, это можно уточнить. Это движение без жёсткой структуры, без определённого членства, его участником может считаться любой, кто участвовал хотя бы в одной акции «Хранителей радуги». Я участвовал во множестве. Но, я не считал себя никогда «хранителем радуги», потому что относился довольно критически к этому движению и неоднозначно. Оно достигло своего расцвета в 90-е годы и угасло в начале 2000-х. В основном оно действовало сезонно. То есть, у него было некоторое активистское ядро и огромная сеть мобилизации молодёжи, в основном, в разных городах России. Ну, и Украины, и других стран СНГ. Между летними кампаниями деятельность «Хранителей радуги» угасала.
Выходили издания. Например, в Нижнем Новгороде лидер «Хранителей радуги» Сергей Фомичёв издавал неплохой экологический журнал «Третий путь». Потом выходила газета «Хранители радуги», выходили какие-то книжки, готовились акции. Но, в основном, деятельность «Хранителей радуги» носила сезонный характер. Выбиралась какая-то горячая точка на территории страны, где происходила какая-то очень тяжёлая экологическая проблема. Опасность, как правило, какого-то вредного объекта и обязательное условие — выступали против этого местные жители. Потому что считалось, и справедливо, что одними силами активистов невозможно решить большую проблему.
Когда местные жители начинали кампанию, то «Хранители радуги» с ними связывались и летом мобилизовывали десятки людей. Самые большие лагеря «Хранителей радуги» собирали 50-70 человек. Что, конечно, не мало, на мой взгляд. Активное ядро движения было, конечно, намного меньше. И проводило экологические лагеря протеста. В них была радикальная составляющая: блокады, захват помещений, забирание на какие-то трубы и так далее. Были более обычные формы, вроде раздачи листовок, выпуска агитационных материалов. Надо сказать, что эти эколагеря были такими временными коммунами, где люди учились противостоять властям и милиции, бороться за экологию, где проходили какие-то семинары, проходили общие собрания. В первые годы деятельность «Хранителей радуги» была победоносна и успешна, а чем дальше — тем хуже, потому что общественное мнение и общественное движение находилось в упадке и в депрессии. Чиновники научились не бояться каких-то радикальных действий и последние лагеря «Хранителей радуги», в основном, заканчивались неудачами и поражениями, репрессиями, часто катастрофическими. Но, я лично участвовал в нескольких лагерях «Хранителей радуги». Например, в том же 97-м году (прямо перед кампанией против КТК, о которой шла речь), я и некоторые другие, та же Ольга Мирясова, которая меня пригласила участвовать в кампании против КТК. Мы участвовали в лагере «Хранителей радуги» под Волгодонском, где «Хранители радуги» блокировали атомную станцию. И именно тогда случился чудовищный погром. К счастью, тогда обошлось без жертв. «Хранители радуги» перегородили огромной баррикадой из металлических бочек под подъезды к атомной станции и на третий день начальство натравило на нас работников. Были переломы носов, сотрясение мозга, например, у меня и так далее. Но, тогда обошлось без трупов. Через 10 лет экологический лагерь протеста, в котором я тоже участвовал, в 2007 году (уже, правда, без «Хранителей радуги»), экологический лагерь под Ангарском закончился убийством одного из анархистов-экологов. Ровно через 10 лет после 97-го года.
Моё отношение к «Хранителям радуги» очень неоднозначно. С одной стороны, это движение, которое сделало много полезного, привлекало людей к активности, давало опыт какой-то коммунарской временной жизни, самоуправления, радикальных действий, радикальной культуры. С другой стороны, оно, переоценивая экологическую проблематику, недооценивало социальную. В этом был большой элемент элитарности и контркультурности. Многие участники движения были панками, хиппи, которые с презрением относились, что называется, к обычным обывателям, воспринимали себя как какой-то революционный авангард. И это часто вело к неудачам движения и вообще, на мой взгляд, не очень правильно. Кроме того, формальное отсутствие структуры и механизмов принятия решений привело к тому, что называют у анархистов тиранией бесструктурности — когда несколько неформальных лидеров, которые фактически всё организовывали: занимались грантами, сбором информации, решали всё, а огромная масса участников фактически была отстранена от самоуправления. Поэтому «Хранители радуги» — очень неоднозначное движение. Вот «Атши», о которых идёт речь, это коллективный участник этого движения. Последнее, что я скажу, идейное основание «Хранителей радуги», если можно вообще говорить об их идеях, потому что у многих людей, участвовавших в акциях «Хранителей радуги», были весьма смутные представления, но считалось, что они — букчинисты. То есть, последователи знаменитого основателя экоанархизма или социальной экологии, Мюррея Букчина. Даже группа «Хранителей радуги» во главе с самим Фомичёвым ездила к Букчину в его штата Вермонт в Америку. «Хранители радуги» напечатали сборник его работ. И вот, идеи экологического анархизма Мюррея Букчина считал некоторой идейной основой «Хранителей радуги».
— Почему в то время такой проект вообще был возможен?
Это как раз понятно. 90-е годы совершенно не надо идеализировать и не надо демонизировать. Это мутное время без времени. Один мир рухнул, другой ещё не сложился. Социальная депрессия, смена ориентиров. Да, лихие 90-е — действительно, криминал, братки, но власть ещё не консолидировалась и чиновники ещё боялись общества, а общество ещё помнило перестроичные годы с мобилизациями. Поэтому тогда общественные организации могли действовать достаточно смело и активно, и устраивать довольно радикальные акции, включая захваты кабинетов чиновников, влезание на трубы, перекрытие дорог, блокады. Насколько я знаю, «Атши» активно занималось шипованием деревьев, например, и прочими вещами, за которые в 2000-х годах стали уже преследовать уголовно, жёстко. Когда современному человеку рассказываешь, что могли делать экоанархисты в начале 90-х годов, никто не верит. Я приведу только один пример. Не про «Атши», но просто чтобы было понятно.
В 92-м, по-моему, году был знаменитый экологический лагерь анархистов под Липецком. Там планировалось строительство завода по переработке рапса. Викинг рапс. И участники лагеря сначала ворвались в главное здание администрации Липецка, спустили российский флаг, подняли анархистский флаг и захватили кабинет губернатора или градоначальника с вертушками, с кремлём. Ворвался спецназ или какая-то супер-часть спецназначения, всех схватили, задержали и вечером отпустили. Или, например, я участвовал несколько лет в борьбе в Череповце. Там в ходе одной из акций был захвачен всемогущий директор Липухин, директор «Череповецкого металлургического комбината», повелитель города. Его блокировали в его кабинете и это вызвало восторг у жителей, которые как все рабы ненавидят господ и радуются, когда они унижены. Представить себе подобные акции в современной России невозможно, потому что общество подавлено и разгромлено, силовики всё контролируют. Степень запуганности населения и степень консолидации власти, ужесточение репрессий на порядок выше.
А 90-е годы были полем для разного социального экспериментирования и в этом смысле «Атши» как раз было вполне возможно.
— По какой причине проект «Атши» прекратил своё существование?
Это надо спросить, собственно, участников. Я думаю, что вообще какие-то коммунитарные проекты существуют всё-таки не безгранично долго. Как правило, опять же, есть богатый анализ разных коммун, они распадаются из-за внутренних конфликтов, из-за изоляции, из-за авторитарности лидера, из-за того, что первое поколение выгорает, а приходящие потом или условные их дети хотят жить иначе. Можно вспомнить опыт израильских кибуцев, например. Когда дети тех, кто их основывал, не захотели в них жить. По всем этим причинам: межличностные конфликты, давление внешнего мира, усталость и выгорание многих людей… Конечно, на мой взгляд, удивительно не то, что «Атши» рано или поздно развалился и кроме некоторых энтузиастов, как неформальный лидер «Атши» Рудомаха (он же Эр), продолжает бороться за экологию, а удивительно то, что всё это просуществовало, как я понимаю, лет 10 или около того, а не распалось за год-два или три, как очень часто бывает с коммунами, тем более действующими в миру, а не уходящими от мира.
— Как вы считаете, какую роль в прекращении существования «Атши» сыграло «краснодарское дело»?
Я внимательно следил за «краснодарским делом», очень пристально и знаю о нём много. Понятно, что оно пересекается с деятельностью «Атши», поскольку один из участников, связанных с «Атши» дал показания на своих товарищей и это нанесло удар и со стороны репрессий, и с точки зрения моральной дискредитации движения. Насколько это было смертельный удар, насколько он подорвал внутреннюю атмосферу в «Атши» и насколько, как я понимаю, вообще в Краснодаре есть такая приятная традиция, время от времени прессовать и репрессировать активистов, я припоминаю историю того же Дмитрия Рябинина, основателя «Федерации анархистов Кубани» и журнала «Автоном», который провёл год в заключении, вспоминаю истории некоторых других либертарных активистов, которых там периодически сажают за разное, поэтому, наверное, и эти репрессии, и это сотрудничество одного из «атшийцев» с властями в качестве доносчика, конечно, было неприятно. Но, я всё-таки слишком вне, поэтому подробнее, наверное, об этом надо спросить самих «атшийцев».
— Как вы сейчас относитесь к своему опыту взаимодействия с «Атши»?
Я, в общем, об этом уже сказал, но могу только ещё раз коротко повторить, что для меня «Атши» — это один из самых интереснейших опытов экологического и коммунитаристского, связанного с анархизмом движением в России. Как я уже сказал, мне было очень интересно и для меня было приятным опытом и честью хотя бы месяц или несколько недель провести бок о бок с такими людьми, а потом общаться эпизодически с разными отдельными участниками «Атши». Хотя, я никогда не был ни в Майкопе, ни в Сахрае. Да, я постоянно про них слышал, всегда этим интересовался. Просто, действительно, это необычная коммуна, по тем причинам, о которых я уже сказал — не уходящая от мира, а действующая в миру, огромное внимание уделяющая внутреннему климату, внутренней жизни, духовной, если угодно, жизни своих участников. Действительно, она сыграла, в целом, очень положительную роль в инициации, инициировании общественного движения во многих городах юга. И поэтому при всех недостатках, при всех вопросах, при всех минусах, которые, конечно, у «Атши», несомненно, были, как мне кажется, это, в целом, очень интересный и положительный опыт, о котором хотелось бы чтобы больше знали, поэтому я как редактор журнала «Наперекор», участвовал в написании и предложении написать статьи на тему «Атши». И, в 2015 году я читал в рамках культурного центра «Архэ» в Москве большой курс лекций (60, примерно, лекций) по истории российского анархизма. И там я про «Атши» тоже рассказываю. Те несколько лекций, которые посвящены современному анархизму в России. Мне кажется, что этот опыт должен быть изучен, известен, собран. Потому что опыт коммун не слишком у нас велик, а это опыт интересный даже в своих ошибках.