Каждый год Борис Волох выходит с одиночным пикетом в память о жертвах политических репрессий. 80-летнего активиста можно встретить на экологических митингах, на пикетах памяти Бориса Немцова. Он рассказал «Протоколу» о том, как стал демократом, чем он занимался в 80-е и в 90-е. Мы публикуем первую часть его рассказа
Свободная пресса: «Известия», «Новое время» и «Новый мир»
Очень сильный журнал был — «Новое время». Пумпянский (Александр Пумпянский — советский и российский журналист. 1985-1990 — заместитель главного редактора журнала «Новое время» — прим. ред.), не помню имя отчество. Если бы время было, я бы достал. Там была рубрика смешная, прям обхохочешься. Это золотые перья журналистики России, им разрешалось печатать то, что общей массе не разрешалось печатать абсолютно. Потому что они работали на заграницу: у них были свои издания на английском, на испанском языке. Вот сейчас Илья Мильштейн (Илья Мильштейн — журналист и политолог. Работал в журналах «Огонек» и «Новое время». Живёт в Мюнхене с 1997 года — прим. ред.) где-то в Прибалтике или Германии живёт, пишет замечательные статьи.
«Известия» — очень правдивая, объективная газета. Вот, что я запомнил, потому что это мне близко. Не то, что статья одна, а были целые серии статей, которая окончилась заседанием идеологического отдела политбюро ЦК КПСС. Дело в том, что в Ленинграде был такой завод «Ленинградполиграфмаш», так и назывался. Не знаю, сейчас есть или нет. Большущий завод, огромный. Он выпускал полиграфическое оборудование для всех газет, издательств. Это серьёзное дело. Там был фрезеровщик, фамилия — Богомолов, имя забыл (Геннадий Богомолов — общественный и политический деятель. 1990-1993 — народный депутат РСФСР и РФ — прим.ред.). Член КПСС, всё такое. И вот он, есть у людей жадность к труду, он был фрезеровщик — простой рабочий, высококвалифицированный фрезеровщик. Я пересказываю фабулу статьи. И вдруг на сделке, это как: сколько ты заработаешь, то и твоё. Сделал десять деталей — десять рублей. Сдельная система оплаты труда, это так называлось. И вдруг появляется у него заработок больше, чем у директора завода. К нему приходят нормировщики-хронометражисты: «Что он делает, может он некачественные детали “гонит”, брак?». Проверяют, идеально. Он честно работает: чтобы не наклоняться, он зеркальце поставил, два станка взял фрезерных. Думают: «Да что ж такое! Надо повысить норму выработки. Не нормально, что больше генерального директора получает простой квалифицированный рабочий, что-то тут не то».
Повышают расценки, как тогда выражались — «режут расценки». Это значит, понижают норму времени. Если раньше по норме, она рассчитывалась из тарифной ставки, час стоил, скажем, рубль, то сейчас час делают 90 копеек. Есть три базовых понятия в социалистическом трудовом законодательстве: норма выработки, норма времени и расценка (тарифная ставка). Вот у меня было 96 копеек в час госпланом СССР утверждено. Но, не буду отвлекаться. Взяли, порезали расценки. Рабочие, а там их ещё 100 таких фрезеровщиков, стали роптать:
— Из-за тебя нам порезали расценки, мы даже того не зарабатываем.
— Ребят, а что, я виноват? Я хочу работать.
— Нет, ты негодяй.
Стали его притеснять и со стороны коллектива и сверху, а принцип социализма гласит: «От каждого по способности, каждому по труду».
И вот об этом узнал кто-то, очень сильный журналист «Известий». Это был орган Верховного совета СССР. Он узнал и написал статью: «Слушайте, как же так? Мы же не соблюдаем принцип социализма!». Серия статей, отклики, его исключили из партии, потом опять приняли.
Вторая точно такая же история. Тоже бомба-статья в «Известиях». А всё это мы впитываем, мы читаем. Николай Сивков (Николай Сивков — первый архангельский фермер в СССР — прим. ред.) в каком-то колхозе или совхозе в Архангельской области. Он сказал: «Остров есть на Двине, дайте мне там ферму животноводческую. Я там сам буду выращивать молодняк, сдавать, всё как надо. Только не мешайте мне». И он настолько трудолюбивый был, что такие привесы пошли мяса, что никогда в совхозе такого не было. Он стал бешеные деньги получать. Сказали: «Ах, ты сука! Капиталист». Он полностью по законам работал, но у него были почему-то очень большие показатели.
Вот эти две серии статей, две кампании журналистских, они заронили в головы людей: «А правильная ли у нас социально-экономическая система?».
1987 год. Тогда были толстые журналы. Журнал «Новый мир» есть такой. В мае появляется под псевдонимом Лариса Попкова статья «Где пышнее пироги». Через три месяца стало известно, что это ученый, кандидат наук института международных отношений и мировой экономики (имеется ввиду Институт международного рабочего движения АН СССР — прим. ред.). Это Лариса Ивановна Пияшева. Она по телевизору часто выступала, настолько умная баба. В её профессиональные обязанности входило изучение принципов действия западной экономики, она за это зарплату получала. У неё были доступы ко всем закрытым архивам, к периодике.
«Там, где есть социализм, места рынку и либеральному духу нет и, повторяю, быть не может. Эту свою уверенность я распространяю и на нынешние попытки настроить народное хозяйство на волну потребителя. В условиях плановой экономики закон стоимости с плюсом работать не может, социализм не совместим с рынком»
Лариса Пияшева, «Где пышнее пироги» // Новый мир. №5, 1987 год
Такой есть в Лондоне, кажется, «Экономист» («The Economist» — англоязычный журнал либеральной направленности, основан в 1843 году — прим. ред.). Я забыл. Он ещё при Карле Марксе был и сейчас выходит. Очень авторитетный. Она получала свежие номера, читала. Она как учёный пришла к выводу, так и написала: «Закон стоимости при социализме в плюс работать не может». Это был гром! В конце говорится: «Если меня упрекнут, какая у меня идеология, я напомню вам слова Энгельса о том, что учёный не должен быть ангажирован никакой идеей. Докажите, что не так». Это тоже повлияло на мозги.
«Второе замечание относительно возможного вопроса о том, где пребывают идеологические симпатии автора, на стороне плана или рынка. Интересующимся этим я хотела бы напомнить известные слова Энгельса, что у человека науки идеалов быть не должно, поскольку наличие идеалов означает предвзятость, мешает видеть действительность такой, какая она есть»
Лариса Пияшева, «Где пышнее пироги» // Новый мир. №5, 1987 год
«Вы унижаете меня этим распределением»: случай на заводе
Вот эти статьи, вот эта вот свободная пресса. Сейчас никакого сравнения не может быть. Конец перестройки. Это всё настолько сыграло большую роль, мозги подготовило. Я был ударник коммунистического труда, в 89-м мне дали почётного ветерана завода. То есть, уважаемый человек. К нам приезжали лекторы с райкома партии и обычно в обеденный перерыв, там какие-то полчаса, сгоняли в красный уголок: «Ребята, придите для приличия, послушайте». Лектор крайкома партии рассуждал. Однажды очень интересный эпизод был. Люди рабочие, они как-то независимы, они могут задать тот вопрос, что начальник цеха не задаст. И однажды был такой эпизод: он что-то говорит о зарплате и вдруг ему задаёт токарь вопрос:
— Какова в себестоимости продукции доля фонда зарплаты у нас?
Тот лектор был честный и ответил так:
— У нас в отраслях точного машиностроения, 11-12%. Если всю себестоимость сложить. Не важно, что выпускаем: ткань, цепи комбайновые или машины, комбайны. В себестоимости: стоимость электроэнергии, материалов, металлов и зарплата. Это в областях точного машиностроения, а в текстильной, в лёгкой промышленности — 5-7%.
— А какая тогда у моих коллег в ФРГ? Там же тоже токари есть.
— 60%.
Охренеть можно! Он был очень качественным токарем, виртуоз, зарабатывал там. Он говорит:
— Как же так? Почему же так? В чём дело?
Этот лектор тоже был не дурак, говорит:
— Вы пользуетесь пионерским лагерем для детей?
— Да.
— А кто вам квартиру дал? Завод! Сколько вы лет стояли [в очереди]?
— 15 лет стоял.
— А вот ваш коллега в ФРГ не пользуется.
Лёха тоже был не дурак и говорит:
— Слушайте, а зачем вы мне бесплатно дали квартиру, бесплатно учите моих детей, в садик посылаете? Вы отдайте мне, что я заработал, а я сам решу, какую мне квартиру купить: маленькую, большую, сколько хватит. Понимаете? Вы унижаете меня вот этим распределением.
Потом я уже слово прочитал. Оказывается, плановая экономика — это распределительная экономика. То есть, есть дядя, который каждой сестре по серьгам раздаёт. Ещё Суворов говорил: «Интендант побыл три месяца на должности, можно расстреливать». Оказывается раньше муку с мешков по ротам пригоршнями давали и всегда он немножко оставлял себе. Воровал, сама профессия такая. Это распределение.
«Тебя надо расстрелять»: тщетный труд
Это очень сильное впечатление: я вижу, что то, что я наблюдаю на заводе, пишут центральные газеты, это не какая-то там газетёнка местного значения и всё совпадает.
Был такой случай. Я рационализатор сам по себе. У меня 40 рацпредложений поданных на изобретения, но я не стал доводить до ума, хотя ещё оно живо. Я выписывал журнал отраслевой, называется «Металловедение и термическая обработка» (МиТОМ). Он не отраслевой, а он машиностроительный. Выписывал, чтобы в техническую библиотеку не ходить. Вдруг я читаю там статью с какого-то российского завода, что вот, со сталью такой-то марки мы изменили технологию и стойкость пуансонов (это которые пробивают дырочки, гнут — холодная обработка) повысилась на 30%. Я был уже бригадиром-термистом инструментального цеха. Я посмотрел: мы работаем, это наша профильная сталь. Я посмотрел: «О, а почему бы не попробовать?». 30% — это здорово, это good. Я никого не спрашивая беру каждый месяц по пять тысяч пуансонов, которые на цепях дырочки пробивают. На велосипедных, на комбайновых. Их по пять тысяч каждый месяц план был. Я беру сотню, калю по этой технологии, которая в журнале рекомендована. И чтоб не спутать, отделил, чтобы не в общем потоке.
Всё сделали. Когда шлифовщик шлифовал, я стоял и говорил: «Не перепутай». Ему всё равно, он сдельщик. Я взяв корзиночку иду в цех второй — это цех-потребитель, основной, где делают цепи. Знакомый инженер по инструменту там. Я ему говорю: «Юра, проверь пожалуйста вот эту партию пуансонов. Тут рекомендуют в журнале». Он говорит: «Нет проблем». Повёл меня к штамповщику. Там счётчик: сколько он шлёпает, 63 тонны, пресс бьёт. Их ряд целый стоит этих прессов.
В конце смены прихожу, он говорит: «Ты знаешь, то я менял три раза за смену пуансон, а сейчас только два раза». То есть, подтверждаются данные журнала. Я говорю:
— Юра, я расширю эксперимент. Не 100, а 500 сделаю. Ты дашь мне протокол?
— Конечно, если это факт!
Всё так и делаю, на другой месяц даже не на 30%, чуть ли не на 50% увеличилась стойкость по рекомендации того журнала. Всё, я пишу рацпредложение. Иду к главному металлургу. Такая должность была. Он крутит и говорит:
— Где ты это взял?
— Да журнал выписываю.
— Молодец!
Раз, расписался.
Я не из-за денег. Там денег давали 10-20 рублей, там если посчитать, это будет сумасшедшая экономия. Килограмм этой стали тогда стоил как гречка, сейчас дороже. Иду к начальнику цеха — последнюю визу ставить. Он покрутил, вздохнул:
— Тебя надо расстрелять!
— За что, Виктор Сергеевич? Вы не верите, думаете это подделка? Так давайте проверим, всё в наших руках.
— Да я-то верю. Ты понимаешь, что если мы сейчас повысим стойкость на 30%, мне на 30% урежут фонд зарплаты, а следовательно я должен сократить на 30% тех токарей, которые точат эти пуансоны. Ты хочешь, чтобы Вовку Клепикова я сократил? Это же твой друг!
— Да, он мой друг! Я не хочу, чтобы сокращали.
— Так вот забери своё предложение и не выступай. И делайте по официальной технологии.
— Виктор Сергеевич, я не буду подавать. Но, делать я буду по-новому.
— Это твоё дело. Мне лишь бы план дать: как ты там сделал эти пуансоны, по какой технологии. Мне лишь бы был план и всё.
Так и стали делать. Так как их больше было, они столько не вырабатывали, сколько мы поставляли, у них стали в бендешках (это кладовка называется так), накапливаться излишки новых, хороших, шлифованных пуансонов.
Был такой порядок — перед первомаем делали уборку тотальную. Девать некуда и они всё это в металлолом. Понимаешь, что такое сделать этот пуансон? Там сколько операций? Начиная от изготовительной, токарная, закалка, шлифовка круглая. Боже мой. Стали всё вываливать, а куда девать?
И я тут понял, что эта система экономическая обречена, ну нельзя так. Понимаешь?